Рассказ о произошедшем споре между П. Керсановым и Е. Базаровым от лица Аркадия

Спор между Павлом Петровичем Керсановым и Евгением Васильевичем Базаровым навсегда останется в моей памяти как едва ли не самое яркое происшествие тех дней. Я, Аркадий, был свидетелем этого столкновения мировоззрений, и мне хотелось бы поведать вам о нем именно со своей точки зрения.

Дело было за завтраком, когда Павел Петрович вдруг обратился к Евгению с явным намерением вызвать его на разговор. Беседа с самого начала носила напряжённый характер: я так и чувствовал, как под поверхностью вежливых фраз в них обоих кипела страсть к отстаиванию своих убеждений.

— Скажите-ка, Базаров, — начал Павел Петрович, теребя свои идеально начищенные ногти, — вы ведь нигилист, разве не так?

Евгений, смакуя каждый кусочек своего завтрака, дал понять, что не собирается бросать еду ради этого вопроса. Лишь когда проглотил и запил вином, поднял глаза и ответил спокойно, даже несколько лениво:

— Нигилист, Павел Петрович. А что?

Я заметил, как в глазах Павла Петровича мелькнул гнев. Но он сдержался. Его манеры по-прежнему оставались безупречными.

— Нигилистизм... — протянул он. — Это ведь уничтожение всего сущего, какой-то вызов обществу. Но чем же вы замените то, что намерены разрушить?

Евгений прищурился и, кажется, даже немного улыбнулся уголками губ.

— А зачем что-то заменять? — тихо спросил он. — Хватит, что мир будет освобожден от глупостей и предрассудков. Заметьте, мир продолжит существовать, но без тех оков, что ныне сдерживают его развитие.

Произнесенное вызвало короткое молчание, которое казалось вечностью. В эту паузу я видел, как Павел Петрович обдумывал каждый звук. И вот он, наконец, выпрямился и сдержанно проговорил:

— Вы, однако, не оставляете места для уважения традиций, для всего того, что веками вдохновляло лучших людей человечества.

Базаров выплюнул острое замечание о "лучшем", но вдруг остановился, задумался. Видимо, оценив важность момента, он выбрал другую тактику.

— Традиции... — протянул он. — Тысячи лет они служили якорями, тормозами. Но разве не время отпустить их и плыть вперед?

И тут я заметил, как сцепились взгляды двух столь разных людей. Оба были глубоко уверены в своей правоте, и ни один не был готов отступить. Я сидел между ними, ощущая себя посредником между двумя эпохами — прошедшей и наступающей.